Результаты оценки средних показателей качества жизни у больных инфильтративным раком шейки матки

Введение

Рак шейки матки (РШМ) занимает второе место в структуре онкогинекологической заболеваемости после рака эндометрия и является одной из сложных и нерешенных проблем современной онкогинекологии. В Украине в 2014 г. стандартизированный показатель заболеваемости (мировой стандарт) составлял 15,0, а стандартизированный показатель смертности — 5,9. В последние годы отмечается рост заболеваемости РШМ среди женщин в возрастной группе до 40 лет (Федоренко З.П. та співавт., 2015).

Хирургические операции по поводу РШМ часто сопровождаются нарушением нормального функционирования мочевыделительной и половой систем, что оказывает существенное влияние на качество жизни (КЖ) пациенток (Щербина И.Н., Скорбач Е.И., 2011; Подзолкова Н.М. та співавт., 2012).

В соответствии с рекомендациями Всемирной организации здравоохранения, КЖ определяется как индивидуальное соотношение состояния человека в обществе (с учетом культуры и систем ценностей этого общества) с целями данного человека, его планами, возможностями и степенью неустроенности. Специальное понятие КЖ появилось в «Index medicus» в 1977 г. и в настоящее время широко используется в медицине зарубежных стран (Gudbergsson S.B. et al., 2011; Torp S. et al., 2013). Большинство исследователей подчеркивают две основные особенности, связанные с этим понятием. Во-первых, многомерность, во-вторых, субъективный характер оценки. Одно из определений КЖ — это интегральная характеристика физического, психологического, эмоционального и социального функционирования больного, основанная на его субъективном восприятии (Frazier L.M. et al., 2009).

Ведущие специалисты в области хирургического лечения РШМ считают, что главной целью выполнения операций является не улучшение выживаемости и прогноза заболевания, а скорее — попытка улучшить КЖ этих пациентов (Greimel E.R. et al., 2009; Bifulco G. et al., 2012). КЖ коррелирует с выживаемостью и наряду с этим показателем является одним из важных критериев эффективности лечения у больных РШМ (Abrams P. et al. (Eds.), 2009; Mols F. et al., 2009). Попытки восстановить самостоятельное мочеиспускание имеют целью улучшить КЖ пациентов, продлить их жизнь с позиций комфортности, пребывания и адаптации больного в обществе и семье (Hsu W.C. et al., 2009).

В настоящее время «инструментами» измерения КЖ являются опросники и визуальные аналоговые шкалы. В текущей работе использован опросник по медицинскому изучению результатов осмотра здоровья с помощью 36 вопросов (RAND Medical Outcomes Study 36-Item Health Survey — известный как SF-36) (Стаховський Е.О. та співавт., 2013).

Объект и методы исследования

90 пациенток с инфильтративным РШМ распределили на две группы в зависимости от метода хирургического лечения: 1-я группа — 45 пациенток с инфильтративным РШМ, которым была выполнена нервсохраняющая радикальная гистерэктомия (НРГЭ) — основная группа, и 2-я группа — 45 пациенток с инфильтративным РШМ, которым была выполнена радикальная гистерэктомия (РГЭ III) — контрольная группа, без сохранения тазового вегетативного нервного сплетения. У всех пациенток проводили анкетирование с помощью опросника SF-36.

Результаты и их обсуждение

Из анализа представленных результатов, относящихся к физической нагрузке (бег, поднятие тяжестей, занятия силовыми видами спорта; передвигание стола, работа с пылесосом, собирание грибов или ягод; подъем или ношение сумки с продуктами; подъем пешком по лестнице на несколько пролетов, на один пролет и др.), следует, что до проведения хирургического лечения, непосредственно после и через 3 мес после хирургического лечения разница в возможности выполнения физических нагрузок в исследуемых группах отсутствовала. Достоверная разница, касающаяся возможности выполнения физической нагрузки, между группами определялась с 6 мес (87,89±1,77) и сохранялась до 12 мес (87,89±1,77) (р<0,05). Больные после хирургического лечения, проведенного по нервсохраняющей методике, могли выполнять физические нагрузки в большем объеме, чем пациентки после стандартного хирургического лечения, начиная с 6 мес послеоперационного периода: 87,89±1,77 и 75,78±2,83 соответственно (р<0,05) (таблица).

Согласно результатам анализа ответов на вопросы касательно физически-ролевого функционирования («Бывало ли, что за последние 4 нед Ваше физическое состояние вызывало затруднения в Вашей работе или другой обычной повседневной деятельности, вследствие чего пришлось сократить количество времени, затрачиваемого на работу или другие дела, либо выполнить меньше, чем Вы хотели?», «Были ли Вы ограничены в выполнении какого-либо определенного вида работ или другой деятельности?») до хирургического лечения непосредственно и через 12 мес после него, достоверной разницы в исследуемых группах не выявлено. Достоверная разница четко определялась в группах сравнения через 3 и 6 мес: 15,00±3,22 при РГЭ III и 42,22±4,34 — при НРГЭ с 3-го месяца; 76,11±3,89 при РГЭ III и 85,00±3,12  —при НРГЭ с 6-го месяца (р<0,05). Показатели физически-ролевого функционирования в группах сравнения были одинаковыми до, непосредственно после и через 12 мес после хирургического лечения. Достоверную разницу этих характеристик отмечали через 3 и 6 мес послеоперационного периода. Пациентки после НРГЭ прилагали меньше энергии и силы для выполнения необходимой работы: 42,22±4,34 — через 3 мес; 85,00±3,12 — через 6 мес (р<0,05) (см. таблицу).

Средние показатели интенсивности боли в группе НРГЭ (начиная с момента хирургического вмешательства и на протяжении 1 года) оставались выше, что свидетельствует об уменьшении выраженности болевого синдрома, в отличие от пациенток контрольной группы: 59,02±1,61 и 50,78±1,37 — непосредственно после операции; 56,38±1,33 и 47,20±1,31 — спустя 3 мес; 74,18±1,29 и 61,53±1,59 — через 6 мес; 90,84±1,51 и 84,36±1,92 — 12 мес (р<0,05). Средние показатели интенсивности боли у пациенток после НРГЭ (начиная с периода выполнения хирургического лечения и в течение 1 года) повышаются, что свидетельствует об уменьшении выраженности болевого синдрома: 59,02±1,61; 56,38±1,33; 74,18±1,29; 90,84±1,51 непосредственно после хирургического вмешательства, через 3; 6; 12 мес соответственно (р<0,05) (см. таблицу).

Общее состояние здоровья не отличалось у пациенток исследуемых групп до хирургического лечения и через 6; 12 мес после него. Достоверные различия в оценке общего состояния здоровья («мне кажется, что я более склона к болезни, чем другие»; «мое здоровье не хуже, чем у большинства моих знакомых» и др.) появлялись с момента выполнения хирургического вмешательства и сохранялись на протяжении первых 3 мес: 66,18±2,15 при РГЭ III и 57,49±2,09 при НРГЭ — непосредственно после выполнения хирургического вмешательства; 66,49±2,16 при РГЭ III и 59,82±2,09 при НРГЭ — спустя 3 мес (р<0,05). Таким образом, показатели общего состояния здоровья в группе пациенток с НРГЭ во время хирургического лечения и через 3 мес достоверно лучше, чем у пациенток в группе с РГЭ III (р<0,05). Эти показатели выравнивались во второй половине года после хирургического лечения (р>0,05) (см. таблицу).

Средние показатели жизненной активности отличались у пациенток исследуемых групп до, непосредственно и через 6 и 12 мес после хирургического лечения: 64,78±2,81 при РГЭ III и 55,56±2,60 при НРГЭ — до; 63,89±2,81 при РГЭ III и 55,56±2,60 при НРГЭ — непосредственно после; 70,89±1,28 при РГЭ III и 75,78±0,87 при НРГЭ — 6 мес; 72,56±1,05 при РГЭ III и 76,78±0,86 при НРГЭ — 12 мес (р<0,05). Отсутствие различий в оценке средних показателей жизненной активности отмечали через 3 мес после хирургического вмешательства: 52,67±1,70 при РГЭ III и 55,22±1,88 — при НРГЭ (р>0,05) (см. таб­лицу).

Показатели социального функционирования, согласно данным ответов на ряд тематических вопросов («Насколько Ваше физическое и эмоциональное состояние в течение последних 4 нед мешало Вам проводить время с семьей, друзьями, соседями или в коллективе?», «Как часто за последние 4 нед Ваше физическое или эмоциональное состояние мешало Вам активно общаться с людьми?») достоверно различимы в исследуемых группах, начиная с 3 мес: 56,39±2,68 при РГЭ III и 69,72±2,82 при НРГЭ — через 3 мес; 71,67±1,96 при РГЭ III и 80,83±1,89 при НРГЭ — через 6 мес; 79,44±1,60 при РГЭ III и 86,11±1,50 при НРГЭ — через 12 мес (р>0,05). Следовательно, средние показатели социального функционирования в исследуемых группах достоверно различимы, начиная с 3 мес: 69,72±2,82; 80,83±1,89; 86,11±1,50 — 3; 6 и 12 мес соответственно в группе НРГЭ (р<0,05) (см. таблицу).

Средние показатели эмоционально-ролевого функционирования (пришлось уменьшить количество времени, затрачиваемого на работу или другие дела; выполнить меньше, чем хотели; выполняли свою работу или другие дела не так тщательно, как всегда) свидетельствуют о том, что только на 3-м месяце после хирургического лечения возникает достоверная разница в исследуемых группах: 18,52±3,60 при РГЭ III и 41,48±5,21 — при НРГЭ (р<0,05). Таким образом, показатели эмоционально-ролевого функционирования оказались достоверно значимы только на 3-м месяце, из чего следует, что пациентки группы НРГЭ хоть и на короткий период, но восстанавливаются после хирургического лечения быстрее, чем пациентки группы с РГЭ III (р<0,05) (см. таблицу).

Средние показатели психического состояние здоровья («Вы чувствовали себя бодрой?», «Вы сильно нервничали?», «Вы чувствовали себя такой подавленной, что ничто не могло Вас взбодрить?» и др.) не отличались у пациенток исследуемых групп до 6 мес после хирургического лечения. Достоверные различия в оценке показателей психического здоровья общего состояния здоровья появлялись с 6 мес после хирургического вмешательства и сохранялись до конца года: 70,49±1,08 при РГЭ III и 78,76±0,87 при НРГЭ — 6 мес после выполнения хирургического вмешательства; 73,87±0,90 при РГЭ III и 80,80±0,83 при НРГЭ — 12 мес (р<0,05). Анализ средних показателей психического здоровья свидетельствует о том, что уже через 6 мес после выполнения хирургического лечения пациентки с НРГЭ намного быстрее восстанавливались, чем пациентки после РГЭ III: 78,76±0,87; 80,80±0,83 — через 6 и 12 мес соответственно (р<0,05) (см. таб­лицу).

Вывод

Результаты проведенного анкетирования с использованием опросника SF-36 свидетельствуют о более высоких показателях КЖ у пациентов после выполнения НРГЭ по сравнению с теми, кому проводили РГЭ III без сохранения элементов тазового вегетативного нервного сплетения.

Список использованной литературы

• Подзолкова Н.М., Колода Ю.А., Никитина Т.И. (2012) Лапароскопическая гистерэктомия: влияние на сексуальную функцию. Проблемы репродукции, 18(6): 60–62.
• Стаховський Е.О., Яцина О.І., Войленко О.А. та ін. (2013) Якість життя пацієнтів після цистектомії з ілеонеопластикою. Клин. онкология. Спец. вып., 1: 42.
• Федоренко З.П., Михайлович Ю.Й., Гулак Л.О. та ін. (2015) Рак в Україні, 2012–2013. Захворюваність, смертність, показники діяльності онкологічної служби. Бюлетень Національного канцер-реєстру України, Київ, 124 с.
• Щербина И.Н., Скорбач Е.И. (2011) Новые подходы к коррекции нейровегетативных и психоэмоциональных расстройств у женщин с постгистерэктомическим синдромом. Укр. вісн. психоневрології, 19(4): 124–126.
• Abrams P., Cardozo L., Khory S., Wein A. (Eds.) (2009) 4th International Consultation on Incontinence. 5–8 July 2008, Paris, 1821 p.
• Bifulco G., De Rosa N., Tornesello M.L. et al. (2012) Quality of life, lifestyle behavior and employment experience: a comparison between young and midlife survivors of gynecology early stage cancers. Gynecol. Oncol., 124(3): 444–451.
• Frazier L.M., Miller V.A., Horbelt D.V. et al. (2009) Employment and quality of survivorship among women with cancer: domains not captured by quality of life instruments. Cancer Control., 16(1): 57–65.
• Greimel E.R., Winter R., Kapp K.S., Haas J. (2009) Quality of life and sexual functioning after cervical cancer treatment: a long-term follow-up study. Psychooncology, 18(5): 476–482.
• Gudbergsson S.B., Fosså S.D., Dahl A.A. (2011) Are there sex differences in the work ability of cancer survivors? Norwegian experiences from the NOCWO study. Support Care Cancer, 19(3): 323–331.
• Hsu W.C., Chung N.N., Chen Y.C. et al. (2009) Comparison of surgery or radiotherapy on complications and quality of life in patients with the stage IB and IIA uterine cervical cancer. Gynecol. Oncol., 115(1): 41–45.
• Mols F., Thong M.S., Vreugdenhil G., van de Poll-Franse L.V. (2009) Long-term cancer survivors experience work changes after diagnosis: results of a population-based study. Psychooncology, 18(12): 1252–1260.
• Torp S., Nielsen R.A., Fosså S.D. et al. (2013) Change in employment status of 5-year cancer survivors. Eur. J. Public Health, 23(1): 116–122.

Адрес для переписки:
Дерменжи Татьяна Владимировна
03022, Киев, ул. Михаила Ломоносова, 33/43,
Национальный институт рака,
отделение онкогинекологии
Е-mail: [email protected]